Большая статья в «Российской газете»: подросткам могут разрешить работать на производствах с особыми условиями труда. В ноябре Госдума может рассмотреть законопроект о смягчении допуска несовершеннолетних к вредным и опасным работам. Сейчас после окончания среднего специального учебного заведения они не могут пойти, например, в лабораторию или на промышленное предприятие. Вот такие послабления.
Сергей Михеев: На промышленных предприятиях бывают разные условия. Насколько я понимаю, это результат нехватки рабочих рук. Надо было об этом раньше думать, чтобы сейчас не принимать экстренные меры. Почему подросткам было запрещено работать на таких производствах? Потому что это период формирования организма, и именно в это время вредные воздействия опасны для дальнейшего здоровья. А теперь приходится предпринимать такие меры.
Говорить о том, что было, можно долго, но лучше говорить о том, что надо сделать сейчас и что будет. Первое: создание рабочих мест в промышленности и производстве, обеспечение достойными зарплатами и системами поощрений для тех людей, которые пойдут на эти производства. Второе: возрождение, создание (отчасти это делается) системы профессионально-технического образования. Третье: поднятие престижа рабочих профессий. Возвращаемся к тому, что с радостью оплевали, затоптали ногами, над чем надсмеялись и ушли! Сейчас в экстренном режиме пытаются молодых людей ориентировать на получение рабочих специальностей. Местами это получается, местами не очень, но это надо делать. Это и вопрос преодоления нехватки рабочих рук, и проблем, связанных с миграцией, потому что одна из проблем в этом и заключается — нехватка рабочих рук в рабочих профессиях. Я думаю, что это стратегическая задача.
А то, что мера по допуску подростков на предприятия вредная, конечно, не очень хорошо звучит, но, может быть, как временная мера это пойдет. Придется более ответственно подходить к формированию рынка труда, экономической политики, и многие вещи, которые связаны с диким рыночным регулированием, придется брать в свои руки и регулировать искусственно. Потому что надежды на рынок, который «сам всё отрегулирует», в реальных условиях современного разделения труда приводят к деградации, потому что никому в мире не нужно, чтобы развивалось наше производство, кроме нас самих. А чтобы производство развивалось, нужно его создавать, развивать, готовить людей.
В первую очередь, молодым людям (девушкам и юношам) надо давать такое образование и такое понимание жизни, при котором они не будут бояться, не будут думать, что это связано с понятием «неудачник». Надо радикально менять информационную, культурную систему, систему мотивации, связанную с рабочими профессиями. Но самое главное: 1. наличие рабочих мест; 2. условия оплаты труда, социальный пакет; 3. общественный статус в рабочих профессиях. Это задача стратегической важности.
На днях видел таблицу средней зарплаты по специальностям. Пока ещё IT-специалисты в топе, но их поджимают (разница в 10 000 рублей, а это всё заработки выше 100 000 рублей) фрезеровщики, токари, слесари. То есть мотивация есть. Что касается рабочих мест, я думаю, они тоже есть, в том числе высокооплачиваемые, а где взять эти руки? Недавно в столичной мэрии говорили о несоответствии предложения и спроса на рынке труда столицы. Заместитель мэра по вопросам социального развития Анастасия Ракова сказала, что сегодня у нас явный перекос: 75% вакансий в Москве требуют наличия среднего профессионального образования и только 15% высшего. Смотрим на структуру выпускников, которые выходят на рынок труда: 20% ребят оканчивают колледжи, 60% ВУЗы. Такой дисбаланс. Мы это понимаем и предпринимаем меры, увеличиваем количество бюджетных мест. В следующем учебном году столичные колледжи получат дополнительные 10 000 бюджетных мест для выпускников 9-х классов. Рабочих рук не хватает, потому что ребята не идут учиться в колледжи.
Сергей Михеев: Это вопрос профориентации, и людям надо объяснять возможные жизненные перспективы. Стоит вопрос работы с молодежной массовой культурой, потому что внутри этой культуры рабочие специальности – это непонятно что и непонятно для кого.
Во-первых, эта проблема тянется издалека. Во-вторых, она тоже связана с кризисом 1990-х-2000-х годов, когда закрывались заводы и фабрики и огромное количество людей, имеющих рабочие специальности, оказались на улице. У любого крупного события всегда есть длинная инерция, и это за один день не решается. Инерция заключается в том, что дети и внуки рабочих бывших заводов и фабрик, которых в Москве работало огромное количество, расценивают опыт своих родителей, дедов, которых выбросили с предприятий в период реформ, как неудачный и ему не следуют. Чтобы эту тенденцию переломить, надо приложить очень большое количество усилий по изменению культурно-информационной повестки этой среды. Поэтому так важно работать с содержанием того, что в молодежной среде и культуре находит поддержку и применение. Надо показывать, что здесь можно и нужно развиваться, здесь можно жить, здесь доходно и интересно.
Начинают возмущаться «ущемлению свобод». Пропаганда антисоциального образа жизни дает плоды в виде отказа от позитивной, положительной социализации. Например: «Зачем я пойду работать токарем, если можно, сидя дома, зарабатывать деньги в Интернете?»
Последние уголовные дела показывают, что сидят на скамье подсудимых известные блогеры.
Сергей Михеев: Надо, чтобы это перестало быть модой. Или: «Зачем учиться, если я могу развозить пиццу и зарабатывать больше токаря?» Надо понимать, что без государственного регулирования и без изменения политики в сфере информации ничего не получится. Потому что очень тяжело формировать общественное мнение: это не разовые пиар-кампании проводить, к чему мы привыкли. Есть масса специалистов по тому, как заткнуть временно «дырку» в информационной политике или как провести избирательную кампанию, а как формировать долгосрочные течения общественной мысли — разучились делать: невыгодно, недоходно.
Это связано с тем, что ставятся краткосрочные цели: «Надо сейчас доложить начальнику, что всё выполнено, всё замечательно». А это не про стратегию: здесь надо менять долгосрочное течение, долгосрочное настроение в общественном мнении.
Здесь другая сторона вопроса, и эту волну разгоняют либеральные экономисты, финансисты, пережитки 1990-х и начала 2000-х годов. Они говорят, что «сейчас мы насытим рынок нужными рабочими руками (токари, фрезеровщики, сборщики беспилотников), а когда закончится СВО, куда их девать? Кто их будет кормить, за счет чего? Нужно ли нам столько?»
Сергей Михеев: Первое: полная ерунда, отталкивающаяся от рыночной экономики: «Рынок военной продукции сейчас это требует, а дальше не будет ничего требовать»! У нас спрос на рынке огромный, а отечественных товаров нет — мы покупаем всё импортное. «Куда же денутся все эти люди, которые сейчас собирают беспилотники?» Начнут собирать гражданскую продукцию. Наладьте выпуск отечественной гражданской продукции! Кроме продуктов ВПК мы ничего не делаем. Либеральные экономисты идеологически встроены в парадигму глобального рынка, поэтому у них и возникают такие вопросы.
Второе: они ждут, когда всё это закончится и Россия опять займет ту нишу, которая ей предписана глобальным разделением труда. Что это за ниша? Это ниша добывать и продавать полезные ископаемые, а на полученные деньги закупать иностранные товары. В их понимании это и есть естественная ниша для России. Это вопросы идеологические и политические. А задача стоит другая: возродить собственное производство и максимально, по возможности, насытить рынок качественными товарами отечественного производства. Для чего? А. насытить собственный рынок; Б. поддержать собственную конструкторскую школу высококвалифицированных рабочих. Как во время перестройки говорили: «Мы сейчас сокращаем вооружение, армию, а куда денутся специалисты? Мы их должны обучить делать гражданскую продукцию». Это было блефом с самого начала, и поэтому провалилось!
Это называлось «конверсия».
Сергей Михеев: Да. В обратную сторону это всё может работать. Потому что спрос на товары огромный, а товаров нет. Посмотрите, во что вы одеты, чем пользуетесь в быту — всё импортное. «Куда они денутся?» Научитесь у других, купите, скопируйте и делайте то же самое под российской маркой! Китайцы, которыми все восхищаются, именно так и делают. Говорят: «Китайские машины» — а что такое китайские машины? Они купили какие-то линии, стали делать по лицензии, потом скопировали, перерисовали. Сначала не очень хорошо получалось, потом всё лучше, а сейчас неплохие машины катаются. Ничего зазорного в этом нет. Многие восхищаются сталинской индустриализацией, а если отбросить пропаганду и покопаться в происхождении советских товаров, то увидите, что вначале была копия. Наше танкостроение (танк Т-134) начиналось с копирования иностранных моделей. Что-то мы делали сами, что-то скопировали, где-то были первооткрывателями, но не смогли запустить в серию.
С либеральной экономикой мы всё разучились делать. Строить разучились сами — нам надо миллионами завозить мигрантов. Почему? Потому что мы не умеем ни кирпичи класть, ни бетон заливать. А за либеральной (рыночной) теорией стоит политическая идеология: встроить в глобальный рынок и сделать максимально зависимыми от чужой валюты, от чужой рабочей силы, от чужой конструкторской и технической мысли, от чужих товаров. Всех увязать в систему зависимости. А рычажками будут управлять где-то там. Реальная задача суверенитета –выйти из этой зависимости. Для этого и будут нужны токари, фрезеровщики и все остальные.